Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>Автографы он раздает неохотно, потому что плохо видит. Злится на нынешнее время и сетует на усталость. Отмахивается от вопросов, каково ему живется с его бешеным успехом, особенно у дам-с. Часто повторяет, что он старый. Хотя его мощный рокочущий голос с выразительным крещендо в особых местах монолога, вся его энергетика и творческая активность никак не вяжутся со преклонными летами.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Михаил Михайлович, почему вы взялись за комедию? Их и так хоть пруд пруди…
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Репетируешь комедии, и настроение лучше делается. Когда снимал «Покровские ворота», я был веселый, был шутник! И веселым сделался, когда репетировал пьесу Инны Милорадовой, которую мы показали новосибирцам.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>Жаль, что настоящих комедий мало. Если вспомнить историю советского театра, комедии писал Шварц, но это были, скорее, комедии-притчи, философские сказки. Комедии даже у Зощенко не получались, гениального комедийного писателя. С комедиями всегда было туго, а публика всегда любила в театре веселиться, сейчас особенно. Почему? Я задался этим вопросом. Потому что жить стало трудно, нормальные люди озабочены, куда идет жизнь, как ее строить. А пьесы, как правило, на эти вопросы не отвечают, даже серьезные пьесы. Почему такие рейтинги у телепередач в духе Петросяна и «Камеди клаб»? Почему смотрят эту пошлятину? Потому что это отвлекает, развлекает, уводит. Или стрелялки-пугалки на НТВ – если литра четыре крови не прольется, то сценарий не берут, или «Ледниковый период» – не знаю, как это люди смотрят, но смотрят, и это будет идти бесконечно.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>И вот театр. Вдруг находится смешная пьеса, которую написала Инна Милорадова. Это чистое везение! Прочитав, я очень удивился: хорошо продуманные образы, хорошие диалоги, оригинальный сюжет, и без пошлости. Я играю старого отца, который, отправляя в столицу сына, мечтающего поступить в школу-студию МХАТ, говорит: «Старайся стать хорошим актером, только у меня личная просьба. Не снимайся в этих идиотских сериалах!» 60 раз мы сыграли эту историю, и всегда хохот и аплодисменты. О чем это говорит? О том, что зритель, тот, который приходит к нам, мыслит синхронно с нами.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>С драматургией у нас сейчас ну просто нуль. Исключение составляет пьеса Юрского «Предбанник» – он сам написал, сам поставил, сам играет, плюс еще девять актеров. Это лучший, пожалуй, спектакль, который я видел в последнее время – и был поражен, что сегодня кто-то смог написать смешную и одновременно злую пьесу.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>За последние годы в театре я поставил всего две вещи – Инну Милорадову и пьесу Коуарда на 12 актеров, это постуальдовская драматургия середины прошлого столетия.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Как обстоит у вас дело с кино?
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Ерунду какую-то играю. В фильме «Сказка 21» сыграл директора школы в гриме Сальвадора Дали. Снялся год назад, а фильм не могут даже озвучить, не говоря о спецэффектах – денег нет. Год! Сыграл эпизод в сериале, который снимал мой товарищ, и мы договорились, что я буду играть в своем стиле. Мой герой – участковый, человек очень пьющий, ветеран войны, у него орденов – от и до, и ордена у него крадут. А воевал он – это я уже придумал – с Юрой Левитанским, был такой поэт-фронтовик. И я напеваю там песенку: «Ну что с того, что я там был, я был давно, я все забыл». Грустная такая штука. Мне понравился такой характер, и я сыграл.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>Я снял фильм «Очарования зла», но он уже три года лежит на полке, его не выпускают – о какой свободе можно говорить? Фильм есть на DVD, можете скачать из Интернета, но Второй канал, который его приобрел, не выпускает. А то новое, что я предлагаю, им не годится. Поэтому я махнул рукой на телевидение и решил, что буду делать концертные программы.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>У меня 8 поэтических программ. Последние годы много езжу – и поражаюсь, что наполняются залы. Но я езжу один, я недорого стою, одного человека привезти дешевле.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Какой автор вам ближе?
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Стихи читаю с третьего класса. Начинал с Бернса в переводе Маршака, любил Лермонтова – о Наполеоне, «Перчатка». Романтический был мальчик… Конечно, Пушкин, и теперь уже не только «Руслан и Людмила», хотя читаю поэму до сих пор... В сорок четвертом году после эвакуации я вернулся в Питер – мы вместе с Юрским занимались в кружке художественного слова. Поэзия – это спасательный круг. Она не только для сцены делается. Сначала я должен влюбиться в автора, начать читать его за столом друзьям, в пьяном виде, в трезвом виде…
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>Скоро я уезжаю на гастроли. Еду надолго – зарабатывать в Америку. Надо заработать дочке на обучение, она учится в Израиле, это очень дорого, но школа блестящая. Дай бог, чтобы здоровье было – надо сыграть за месяц около двадцати концертов в разных городах Америки. Я уже ездил в такие поездки, знаю, чего это стоит, но выхода нет, иначе не заработать.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>Мне 75 лет скоро, я свою жизнь уже отгрохал. Не скажу, что охота завтра помереть, это было бы вранье, ведь дочке 13 лет, надо ее поднять, дотянуть до самостоятельного возраста…
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Михаил Михайлович, скажите, вы пессимист или оптимист?
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Моя мама, которая сидела два раза, была сильной женщиной. Она говорила: знаешь, чем отличается пессимист от оптимиста? Как в анекдоте. Два брата-близнеца, пессимист и оптимист. У них день рождения. Пессимисту купили деревянную лошадку, серую в яблоках, а оптимисту подарили кусок конского навоза. Просыпаются утром, пессимист морщится, фу, говорит, зачем мне такая лошадка, деревянная, серая, да еще в яблоках. А оптимист: а у меня была живая, только она убежала. Очень мудрый анекдот.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>Так вот. Я ни то, ни другое – ни оптимист, ни пессимист. В молодости был очень веселым человеком, может, даже чересчур. Говорили: Мишка, он легкомысленный. Думаю, был не легкомысленный, а легкий. Постепенно легкость стала проходить. Человек в принципе не меняется: если он родился добрым, он и будет добрым, а родится злым, никуда злость его не денется, хоть сделай его премьер-министром и дай немыслимые богатства. Но, с другой стороны, время, если такое понятие существует, вносит изменения в его психологию, метафизику, и вот об этом, как правило, пишут хорошие писатели. Так что не могу сказать, оптимист я или пессимист, но точно знаю, что я человек долга, человек поступка. При любых условиях доведу дело до конца. А в остальном – масса слабостей, сомнений и депрессий.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Как вы воспринимаете современную Москву? Со времен «Покровских ворот» ничего от нее не осталось…
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– «Покровские ворота» я снимал в восемьдесят первом, у меня тогда была наивная ностальгия по хрущевской оттепели, по юности. Москва была совсем другая – теплее, уютнее, домашнее, по ней можно было гулять пешком. А современная Москва гулять пешком желания не вызывает. Новосибирск тоже. Сегодня у меня в Москве ни одного любимого места не осталось. Кроме Екатерининского парка, по которому жена меня заставляет по полтора-два часа каждый день гулять в любую погоду. У меня легкие слабые, я бросил курить, слава богу, наконец. А вот чтобы я захотел пройтись по улице Горького или по Тверской – нет! Это не та Москва, это чужой город.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Сколько уже не курите?
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Не курю три месяца!
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Для вас что-то значит слава?
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Нету никакой славы. Толстого спросили, что такое слава, он сказал, слава – это тогда, когда тебя все любят. Да и Толстого-то все не любили, а уж его любили поболее нас всех. Слава… Скорее, надо говорить не о славе, а о популярности, известности. Когда ты молод, когда кудри, когда солнца полна голова, популярность и внимание щекочут нервы. «Как мы вас ненавидим!» – говорили после «Человека-амфибии», и это было приятно. Но я всегда понимал, что популярность очень относительна, даю слово. Иначе я не стал бы приличным актером.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>Я всегда хотел доказать, что я не красавчик кудрявый, что могу играть разные роли, глубокие роли. В кино они не сразу пришли, их сначала надо было сыграть в театре. А потом уже и в кино. Одно время стремился играть острохарактерные роли, роли симпатичных идиотов – «Здравствуйте, я ваша тетя», «Соломенная шляпка». Для чего? Чтобы расширить свой диапазон. Есть актеры, которые играют от себя, например Жан Габен. Но надо быть такой личностью, как Жан Габен, чтобы играть от себя. Я такой личностью себя не чувствую, и мне всегда хотелось играть разнообразно.
P.S. Молодая актриса Инны Милорадова играет в спектакле «Любовь по системе Станиславского», который Михаил Козаков поставил по ее пьесе. Сибкрай.ru решил поинтересоваться у нее, как же удалось склонить мэтра на свою сторону? И вот что она ответила:
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Я искала хорошую пьесу для антрепризы. Перечитала пьес двести, и все не то. И вот мама мне говорит: «Что ты мучаешься, сядь и напиши, о чем хочешь». Я не знала, как надо, но знала, как не надо! К Михаилу Козакову моя пьеса попала совершенно случайно. Мои друзья позвонили ему, он как раз был в Москве, сидел дома один – позволил заехать на 15 минут. «Деточка моя, – сказал он мне, – я этого дерьма прочитал столько, что еще одно мне не повредит». И стал рассказывать, как он мечтает поставить Шварца, сыграть Понтия Пилата... Ну, думаю, куда уж мне, надо забрать свою пьесу и не позориться. Но он положил на нее свою трубку. Потом, когда он позвонил и сказал, что хочет поставить мою пьесу, я три дня рыдала, не могла поверить такому счастью. На две недели Михал Михалыч уехал в Израиль, и я за это время подняла всех своих друзей, они подключили все свои силы – и мы практически бесплатно выпустили спектакль. На последнюю страницу программки я поместила список, кого благодарю за помощь в подготовке спектакля.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>
